Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

– Думаю, что ко времени возвращения на Землю все будет в порядке. Мы будем двигаться с небольшим ускорением. Вы будете довольны.

– О'кей, Дэк. И знаете что? Не нужно мне платить за это особо. Я согласен сделать это просто потому, что я всем сердцем ненавижу «промывание мозгов».

Дэк вскочил и сильно хлопнул меня по плечу.

– Мы с вами из одной породы людей, Лоренцо. А о плате не беспокойтесь, о вас позаботятся.

Тут же его поведение изменилось.

– Отлично, шеф. Утром увидимся, сэр.

Но одно тянет за собой другое. Мы перешли на другую, более далекую орбиту, где нас бы уже наверняка не застали журналисты, если бы захотели, воспользовавшись челноком, прилететь к нам в гости, чтобы получить еще какую-нибудь информацию. Я проснулся в невесомости, выпил таблетку и ухитрился даже кое-как позавтракать. Вскоре после завтрака появилась Пенни.

– Доброе утро, мистер Бонфорт.

– Доброе утро, Пенни. – Я кивнул головой в направлении гостиной. Есть какие-нибудь новости?

– Нет, сэр. Все по-прежнему. Капитан шлет вам свои поздравления и приглашает, если вас это не затруднит, к себе в комнату.

– Отчего же.

Пенни проводила меня до капитанской каюты. Дэк был там, сидя на стуле и обвив его ногами, чтобы удержаться на месте. Родж и Билл сидели на койке, пристегнувшись к ней ремнями.

Увидев меня, Дэк сказал:

– Спасибо, что пришли, шеф. Нам нужна помощь.

– Доброе утро. А что, собственно, произошло?

Клифтон ответил на мое приветствие с обычной своей уважительностью и назвал меня шефом. Корисмен только кивнул. Дэк продолжал:

– Дело в том, что если мы хотим, чтобы все было в порядке, вам придется сказать еще одну речь.

– Как? Я думал…

– Секундочку. Оказывается, средства массовой информации ожидали от вас сегодня небольшой речи, касающейся вчерашнего события. Я думал, что Родж отменил ее, но Билл уже написал текст. Дело только за небольшим: выступите ли вы с этой речью?

Беда с кошками в том, что у них обязательно появляются котята.

– А где? В Годдард-Сити?

– О, нет. Прямо у вас в каюте. Мы передадим ее на Фобос, там ее запишут и передадут на Марс, а заодно, по линии срочной связи, в Новую Батавию, а уже оттуда ее передадут на Венеру, Ганимед и так далее. Таким образом, за какие-нибудь четыре часа она облетит всю Систему, а вам не придется даже носа высунуть из своей кабины.

В такой обширной сети вещания есть какая-то притягательность. Мои выступления никогда еще не транслировались на всю систему, если не считать одного раза. Но тогда мое лицо всплыло на экране только на двадцать семь секунд – это была эпизодическая роль. А тут такая прекрасная возможность…

Дэк решил, что я собираюсь отказаться и добавил:

– Если вам трудно, то мы можем сначала сделать запись, а потом просмотрим ее и заменим неудачные места.

– Ну хорошо. Где текст, Билл?

– У меня.

– Позвольте мне проверить его.

– Что вы имеете в виду? У вас еще будет куча времени изучить его?

– Он что, у вас не с собой?

– Нет, отчего же. С собой.

– Тогда позвольте мне прочитать его.

Корисмен забеспокоился.

– Вы получите его за час до записи. Такие вещи лучше читать спокойно. – Давно известно, что из всех экспромтов, самые лучшие – это заранее подготовленные, Билл. Ведь это моя профессия, так что я знаю лучше.

– Но ведь еще вчера вы прекрасно справились на взлетном поле вообще без подготовки. Эта сегодняшняя речь почти то же самое, и мне хотелось бы, чтобы вы прочитали ее примерно так же, как выступали перед корреспондентами.

Чем сильнее отнекивался Билл, тем сильнее проступала во мне личность Бонфорта. Наверное, Клифтон заметил, что я вот-вот рассержусь и начну метать громы и молнии, потому что он быстро сказал:

– Ради бога, Билл! Дай ты ему речь.

Корисмен фыркнул и бросил мне листки. В невесомости они не упали, но зато разлетелись по всей каюте. Пенни торопливо собрала их, сложила по порядку и вручила мне. Я поблагодарил ее и, ничего больше не сказав, углубился в чтение.

Быстро пробежав глазами текст, я поднял голову.

– Ну как? – спросил Родж.

– Здесь минут на пять рассказа о принятии в гнездо, а остальное – аргументы, свидетельствующие о правильности политики экспансионистов. В общем почти то же, что уже было в речах, которые мне давали раньше.

– Правильно, – согласился Клифтон. – Принятие в гнездо – это крюк, на котором держится все остальное. Как вы, наверное, знаете, мы собираемся вынести на голосование вотум доверия.

– Понимаю. И вы не можете упустить случая ударить в барабан. Может, это конечно и неплохо, но…

– Что «но»? Что-нибудь не так?

– Нет, просто дух, в котором выдержана речь… В нескольких местах придется заменить кое-какие выражения. Он бы так не выразился.

С уст Корисмена сорвалось слово, которое не следовало бы произносить в присутствии леди; я холодно взглянул на него.

– А теперь послушай меня, Смайт, – продолжал он. – Кто может знать, как выразился бы в этом случае Бонфорт? Вы? Или человек, который вот уже четыре года пишет за него все речи?

Я пытался сдержаться – в его словах была доля правды.

– И тем не менее, – ответил я, – место, которое в печатном тексте смотрится, не может прозвучать как следует в речи. Мистер Бонфорт – великий оратор, теперь я это знаю. Его можно поставить в один ряд с Черчиллем, Уэбстером и Демосфеном – величие мысли, выраженное простыми словами. А теперь, давайте возьмем хотя бы вот это слово «бескомпромиссность», которое вы употребили дважды. Я бы еще может и воспользовался им, потому что люблю многосложные слова. Да и люблю, знаете ли, показать свою эрудицию. Но мистер Бонфорт, наверняка сказал бы вместо этого «глупость», «ослиное упрямство» или «каприз». А сказал бы он так потому, что в этих словах, естественно, содержится больше чувства и выражено оно сильнее.

– Вы бы лучше думали о том, как лучше прочитать речь! А уж о словах позвольте побеспокоиться мне.

– Вы видимо не поняли меня, Билл. Меня совершенно не волнует, что представляет из себя эта речь с точки зрения политики. Мое дело – имперсонация. И я не могу вложить в уста своего героя слова, которые ему не свойственны. Это выглядело бы так же ненатурально и глупо, как козел, говорящий по-гречески. А вот если я прочитаю речь так, как он обычно читал их, это уже само по себе будет эффектно. Он великий оратор.

– Послушайте, Смайт, вас наняли не для того, чтобы писать речи. Вас наняли для того, чтобы…

– Тихо, Билл! – прикрикнул на него Дэк. – И давай-ка поменьше этих «Смайтов». Родж, ну а ты что скажешь?

– Как я понимаю, шеф, вы возражаете только против некоторых выражений? – спросил Клифтон.